Меню

Официальный сайт газеты "Кизилюртовские вести"

26.08.2019 14:54 Понедельник
Категория:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!

Рамзан Кадыров сравнил имама Шамиля с международными террористами.

Глава Чечни Рамзан Кадыров сравнил лидера боевиков Хаттаба, который вторгся в Дагестан в августе 1999 года, с имамом Шамилем — национальным героем дагестанского и чеченского народа, который в XIX веке 25 лет возглавлял борьбу северокавказских горцев против царской России.

Рамзан Кадыров сравнил имама Шамиля с международными террористами.

Глава Чечни Рамзан Кадыров сравнил лидера боевиков Хаттаба, который вторгся в Дагестан в августе 1999 года, с имамом Шамилем — национальным героем дагестанского и чеченского народа, который в XIX веке 25 лет возглавлял борьбу северокавказских горцев против царской России. «Действия Шамиля способствовали уничтожению больше половины чеченского народа и сожжению всей Чечни на протяжении 20 лет », — заявил Кадыров. Позже появилось видео, на котором Кадыров убеждает знакомых дагестанцев, что журналисты исказили его слова.

Наверное, нет человека, не знающего имама Шамиля и его биографию. Не вдаваясь в подробности, вспомним некоторые штрихи из его жизни.

Шамиль обладал очень твердым характером. Тут можно вспомнить эпизод из его юности, когда соседи издевательски насмешничали над его отцом-пьяницей. Шамиль пригрозил отцу самоубийством, если тот не порвет с пагубным пристрастием. И отец прекратил пить.

Шамиль стремился быть лучшим во всем. Получив образование у самых авторитетных на Кавказе улемов — Магомеда Ярагского и Джамалуддина Казикумухского, Шамиль стал ближайшим сподвижником своего односельчанина Гази-Мухаммеда — первого имама Дагестана, объявившего царской России газават — войну за веру.

Это случилось в 1830 году. К тому моменту Российская империя пыталась установить контроль над территорией Северного Кавказа уже без малого 30 лет, с момента присоединения Восточной Грузии в 1801-м. Но даже знаменитый генерал Алексей Ермолов, решительно взявшийся за дело покорения Кавказа в 1817 году, спустя 10 лет бесславно покинул южную окраину империи.

Россия опиралась в Дагестане на старую элиту — аварских ханов и тарковских шамхалов. Старая знать растеряла свое влияние и была в глазах простых горцев вместилищем всех возможных пороков. Можно сказать, что дагестанские имамы были лидерами исламской революции, которая предполагала слом старого порядка жизни горцев по обычаю — адату — и замену его жизнью по шариату. Революция явно противоречила интересам царских властей. В 1832 году царские войска взяли Гимры штурмом, Гази-Мухаммед погиб в бою, а Шамиль, получивший тяжелейшую рану, смог выжить.

Через два года второго имама – Гамзат-бега убили заговорщики. Шамиль стал третьим имамом, его избрал совет ученых, состоявший из наиболее уважаемых в Нагорном Дагестане людей. Показательно, что Шамиль дважды отказывался возглавить горцев и только на третий раз согласился, оговорив условием беспрекословное подчинение своей власти. Шамиль возглавлял борьбу горцев на протяжении 25 лет — с 1834 по 1859 год.

В интервью Рамзан Кадыров утверждает, что в 1840 году имам Дагестана Шамиль со своим отрядом из 400 человек прибыл в Чечню. 8 марта в Урус-Мартане провозгласил себя имамом Чечни и Дагестана. Но исторические факты напрочь опровергают все его домыслы и измышления.

В 1839 году, после падения главной твердыни восстания в Дагестане, Ахульго, Шамиль остался без войска и с большим трудом скрывался от царского произвола. Многие полагали, что с ним покончено.

В это время чеченцы были доведены до отчаяния произволом генерала Александра Пулло, главного начальника местной царской администрации. О злоупотреблениях Пулло знал весь Кавказ: взяточничество, грабежи, захват пленников. Последней чертой стало разоружение чеченцев, проводимое генералом с особенным цинизмом. Оружие в сознании горца — признак свободного человека, обезоруживание на символическом уровне считывалось как обращение в рабство.

В 1840 году Чечня восстала — и призвала на помощь именно Шамиля. Исторические документы свидетельствуют, что чеченцы встречали его как освободителя; уже весной 1840-го почти вся Чечня стала частью теократического государства Шамиля — имамата. После успехов в Чечне Шамиль смог восстановить свое влияние в Дагестане, и Кавказская война разгорелась с новой силой. Можно встретить утверждения, что Шамиль воспользовался Чечней для продолжения газавата, но ведь сами чеченцы использовали организаторские и полководческие способности Шамиля в восстании 1840 года.

Шамилю удалось создать государство, которое имело регулярную армию, бюрократию, систему налогообложения. Но власть Шамиля распространялась далеко не на весь Северный Кавказ. Даже в лучшие годы имам контролировал только Нагорный Дагестан и южную часть Чечни.

Горцы Дагестана и чеченцы одерживали победы над русскими отрядами и до Шамиля. Известна, в частности, победа Шейха Мансура над отрядом полковника Николая Пиери в 1785 году. Некоторые сподвижники имама Шамиля продолжили борьбу и после его сдачи. Наиболее известен пример Байсангура Беноевского, который воевал до 1861-го, кстати, он был одним из тех, кто пригласил Шамиля в Чечню, чтобы возглавить газават и продолжить борьбу с царским самодержавием.

Из интервью Рамзана Кадырова. «Есть желание знать, почему он, будучи в Чечне, 19 лет воевал с Россией, провоцируя уничтожение народа и Чечни, а вернувшись в Дагестан, через четыре месяца сдался России и стал дворянином?»

«Ни одной душе не дано умереть, кроме как с разрешения Аллаха», — так ответил сам Шамиль на вопрос, почему он сдался, а не погиб в бою. К лету 1859 года дело Шамиля было проиграно. Он потерял Чечню и Дагестан, а гарнизон его последней твердыни — аула Гуниб — не превышал трех-четырех сотен человек.

Вокруг Гуниба стояла многотысячная Кавказская армия под командованием наместника Александра Барятинского, так что исход сражения был предрешен. Шамилю было 62 года, у него была большая семья. Население Гуниба просило имама заключить мир и избежать ужаса штурма. Шамиль решил их спасти…

Как и любую большую личность, Шамиля можно оценивать по-разному. Кавказская война, безусловно, центральное событие в истории народов Северного Кавказа, а Шамиль — самая крупная фигура сопротивления горцев. Шамиль сумел организовать самобытную горскую государственность и на протяжении четверти века сопротивлялся натиску во много раз превосходивших сил Российской империи.

В исторической памяти народов Дагестана, Шамиль — безусловный герой. В Дагестане можно встретить большие баннеры с реальными и мнимыми изречениями имама. Образ Шамиля присутствует в повседневной бытовой обстановке, в частности на коврах и других предметах домашнего обихода. Шамилю посвящены научно-популярные книги, исторические романы, документальное и игровое кино, сериалы.

Шамиль известен не только в Дагестане, но и во всем мире. Дагестанцы рассказывали, как они во время совершения хаджа увидели многочисленную толпу чернокожих африканцев, плачущих и делающих дуа у могилы имама на кладбище Аль Бакия в Саудовской Аравии. Какими бы инсинуациями ни изрыгались те, кому не по душе имам Шамиль, или те, кто претендует ставить себя выше него, ничего у них не получится. Шамиль навсегда останется символом веры, мужества, героизма, чести, достоинства и свободолюбия.

Для оправдания несостоятельности своих измышлений, Рамзан Кадыров и его придворные идеологи, активно влившиеся в хор антишамилевской пропаганды, приводят стихи Расула Гамзатова ранней юности, многократно отвергнутые им самим, написав раскаявшиеся стихи, опубликованные в книге «Мой Дагестан»:

Снова рана давнишняя, не заживая,

Раздирает мне сердце и жалит огнем.

…Был он дедовской сказкой. Я сызмальства знаю

Все, что сложено в наших аулах о нем.

Был он сказкой, что тесно сплетается с былью.

В детстве жадно внимал я преданьям живым,

А над саклями тучи закатные плыли,

Словно храброе войско, ведомое им.

Был он песнею гор. Эту песню, бывало,

Пела мать. Я доселе забыть не могу,

Как слеза, что в глазах ее чистых блистала,

Становилась росой на вечернем лугу.

Старый воин в черкеске оглядывал саклю,

Стоя в раме настенной. Левшою он был,

Левой сильной рукой он придерживал саблю

И оружие с правого боку носил.

Помню, седобородый, взирая с портрета,

Братьев двух моих старших он в бой проводил.

А сестра свои бусы сняла и браслеты,

Чтобы танк его имени выстроен был.

И отец мой до смерти своей незадолго

О герое поэму сложил…

Но, увы,

Был в ту пору Шамиль недостойно оболган,

Стал безвинною жертвою темной молвы.

Может, если б не это внезапное горе,

Жил бы дольше отец…

Провинился и я:

Я поверил всему, и в порочащем хоре

Прозвучала поспешная песня моя.

Саблю предка, что четверть столетья в сраженьях

Неустанно разила врагов наповал,

Сбитый с толку, в мальчишеском стихотворенье

Я оружьем изменника грубо назвал.

…Ночью шаг его тяжкий разносится гулко.

Только свет погашу — он маячит в окне.

То суровый защитник аула Ахулго,

То старик из Гуниба, — он входит ко мне.

Говорит он: «В боях, на пожарищах дымных

Много крови я пролил и мук перенес.

Девятнадцать пылающих ран нанесли мне.

Ты нанес мне двадцатую, молокосос.

Были раны кинжальные и пулевые,

Но тобой причиненная — трижды больней,

Ибо рану от горца я принял впервые.

Нет обиды, что силой сравнилась бы с ней.

Газават мой, быть может, сегодня не нужен,

Но когда-то он горы твои защищал.

Видно, ныне мое устарело оружье,

Но свободе служил этот острый кинжал.

Я сражался без устали, с горским упорством,

Не до песен мне было и не до пиров.

Я, случалось, плетьми избивал стихотворцев,

Я бывал со сказителями суров.

Может, их притесняя, ошибся тогда я,

Может, зря не взнуздал я свой вспыльчивый нрав,

Но, подобных тебе пустозвонов встречая,

Вижу, был я в крутой нетерпимости прав».

До утра он с укором стоит надо мною.

Различаю, хоть в доме полночная тьма,

Борода его пышная крашена хною,

На папахе тугая белеет чалма.

Что сказать мне в ответ? Перед ним, пред тобою

Мой народ, непростительно я виноват.

…Был наиб у имама — испытанный воин,

Но покинул правителя Хаджи-Мурат.

Он вернуться решил, о свершенном жалея,

Но, в болото попав, был наказан сполна.

…Мне вернуться к имаму? Смешная затея.

Путь не тот у меня, и не те времена.

За свое опрометчивое творенье

Я стыдом и бессонницей трудной плачу.

Я хочу попросить у имама прощенья,

Но в болото при этом попасть не хочу.

Да и он извинений не примет, пожалуй,

Мной обманутый, он никогда не простит

Клевету, что в незрелых стихах прозвучала.

Саблей пишущий не забывает обид.

Пусть… Но ты, мой народ, прегрешение это

Мне прости. Ты без памяти мною любим.

Ты, родная земля, не гляди на поэта,

Словно мать, огорченная сыном своим.

А обида с годами бесследно проходит,

После засухи вновь зеленеют поля.

Я люблю твою гордость и тягу к свободе,

Мой народ, что когда-то родил Шамиля.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.

343